4.7. Военно-топографическая служба русской армии в годы русско-японской войны 1904-1905 гг., 10-й этап развития военной картографии

Вы здесь


С началом русско-японской войны 1904-1905 гг. КВТ на Дальнем Востоке был представлен Приамурским ВТО, топографическим отделением при Управлении генерал-квартирмейстера штаба Маньчжурской армии и немногочисленным составом корпусных офицеров-топографов и классных чинов.

Приамурский ВТО состоял из трех штатных отделений и включал: начальников отделений - 3, съемщиков (производителей топографических работ) - 25, производителей астрономических работ - 3, производителей геодезических работ - 2, производителей картографических работ - 3 и секретаря - 1171. Кроме того, в феврале 1904 г. в ВТО была учреждена фотолитография и туда из Санкт-Петербурга прибыли два военных художника172. ВТО подчинялся начальнику ВТУ Главного штаба и КВТ, предназначался для выполнения астрономо-геодезических работ и топографических съемок в тылу Маньчжурской армии, а также для оперативных картосоставительских и картоиздательских работ по заявкам штабов округа и армии.

Топографическое отделение при Управлении генерал-квартирмейстера штаба Маньчжурской армии имело в своем составе начальника отделения из офицеров Генерального штаба («лицо не столько компетентное, сколько решительное и самоуверенное»173) и пятерых офицеров КВТ, назначенных на должности военного времени из состава Приамурского ВТО. Двое из них одновременно заведовали чертежной и походной фотографией штаба. В соответствии с действующим Положением о полевом управлении войск (1890) к «предметам занятия» топографического отделения относились: «а) собирание топографических сведений о театре войны, содержание их в постоянной исправности и возможной полноте; б) переписка по организации и использованию геодезических, топографических и картографических работ, предпринимаемых в районе расположения армии; в) своевременное требование, заготовление, хранение и рассылка в войска и управления карт и планов...»174. Отделение имело один печатный станок. Обслуживающий персонал (писаря и чертежники) подбирался из войсковых частей округа.

В штабах корпусов, входящих в состав армии, было положено иметь одного топографа (классного чиновника175), а в отдельных корпусах - двух топографов (обер-офицеров)176. Конкретных обязанностей корпусные топографы в то время не имели, их использовали по своему усмотрению начальники штабов. В штабах дивизий топографов по штату не полагалось177.

Во время войны были введены «должности для офицеров Корпуса военных топографов при штабах главнокомандующего всеми сухопутными вооруженными силами, действующими против Японии, и командируемых Маньчжурскими армиями, при штабах сводных стрелковых и кавалерийских корпусов и при штабе Владивостокской крепости... Значительное число офицеров корпуса... было командировано в распоряжение главнокомандующего, а также... Военно-топографического отдела штаба Приамурского военного округа для назначения их на работы в Маньчжурии, а также учреждены при штабе главнокомандующего две отдельные военно-топографические съемки...»178.

Положением... (1890) были определены обязанности генерал-квартирмейстера - начальника «всех офицеров Генерального штаба и чинов Корпуса военных топографов, находящихся в армии», а также начальников штабов корпуса и дивизии, в том числе и по топографическому обеспечению войск (см. приложение 15).

15 марта 1904 г. из Санкт-Петербурга в штаб-квартиру в Ляоян прибыл командующий Маньчжурской армией генерал-адьютант А.Н. Куропаткин. Вскоре состоялась рекогносцировка 2-верстной карты на Ляоянский район с участием командующего и офицеров Генерального штаба. Когда один из них, капитан граф А.А. Игнатьев - будущий начальник топографического отделения штаба Маньчжурской армии, а позже дипломат и писатель - при докладе обратил особое внимание А.Н. Куропаткина «на срочную необходимость двухверстной съемки» к северу от Ляояна, тот задумчиво изрек: «Ну, Бог даст, мы их досюда не допустим!»179. Надо заметить, что действительно «к северу от Ляояна в топографическом отношении местность была... мало обследована и на это не раз обращалось внимание [Военного министерства]...»180, однако мер для исправления положения не принималось.

В мае офицеры-топографы штаба армии приступили к крупномасштабной съемке Ляоянского укрепленного района, которая была завершена в августе. Основные же силы КВТ на Дальнем Востоке - военные геодезисты и топографы Приамурского ВТО - с февраля по июнь находились, практически без дела, в Хабаровске. Только в начале июля незначительной части из них было предписано выехать в действующую армию181. В полном составе Приамурский ВТО приступил к полевым работам в Маньчжурии только в начале августа 1904 г., так как раньше «не признавалось возможным назначить к геодезистам и съемщикам нижних чинов для прислуги при работах и для охраны»182.

Астрономические работы «состояли в наблюдениях широты и азимута в начальном пункте триангуляции в г. Харбине и в определении астрономических пунктов хронометрическими рейсами в районе между Ляояном и Телином... Геодезические работы состояли в измерении по бичеве базиса близ Харбина и в проложении тригонометрических сетей к востоку, западу и югу от Харбина вдоль железнодорожной линии для предполагавшихся здесь в 1905 году двухверстных съемок... Для топографических работ в Маньчжурию посланы были 2 отделения в составе двух начальников отделений и 10 съемщиков183... Топографические работы в Маньчжурии состояли в инструментальной и полуинструментальной съемках в 2-верстном масштабе сначала в небольших отдельных районах около Харбина, Янтайских копей, станции Шахэ и г. Мукдена, а затем в Телин-Кайюянском районе, в районе между Мукденом, Фушуном и Синцзинтином...»184. Они продолжались до конца августа.

За месяц до Ляоянского сражения на ТВД прибыла Восточно-Сибирская воздухоплавательная рота, оснащенная воздушными шарами. Она предназначалась для воздушной разведки неприятельских войск посредством визуального наблюдения и фотографирования, а также для корректировки стрельбы артиллерии.

Здесь следует отметить, что первый аэрофотоаппарат конструкции В.И. Срезневского, устанавливаемый в корзине воздушного шара, был сконструирован в России в 1886 г. Тогда же (18 мая) поручиком А.М. Кованько - пионером отечественного воздухоплавания - были впервые получены фотографии Санкт-Петербурга, а позже (6 июля) во время его полета вместе с Л.Н. Зверинцевым и А.А. Генке - устья Невы, морской поверхности Финского залива и Крондштадта185. В том же году Генерального штаба капитан Н.А. Орлов - член Комиссии по применению воздухоплавания к военным целям и Электротехнического комитета Главного инженерного управления - на больших маневрах под Брестом командовал воздухоплавательным парком. Он же впервые в русской армии организовал службу наблюдения за противником с привязного воздушного шара, неоднократно совершал свободные полеты в России и во Франции. Разработал ряд инструкций и наставлений по воздухоплавательной службе186.

Таким образом, воздушное фотографирование местности - предтеча аэрофототопографической разведки с дальнейшей ее трансформацией в аэрофотосъемку и фотограмметрию в интересах картографирования - зародилось в России в 1886 г. Заметим, что идея использования возвышенных мест для съемки местности, как это ни странно, просматривается еще в учебнике инженера-прапорщика С. Назарова «Практическая геометрия...»187, изданного в 1761 г., где он рекомендует съемщику при работе «рассмотреть знатнейшие дороги, озера, протоки и случившиеся в нем строения..., леса с... мест..., которые высотою превосходят прочие».

В 1894 г. поручик В.Ф. Найденов - обер-офицер Варшавского воздухоплавательного отделения - сделал важное сообщение в Военном фотографическом обществе о пользе фотографирования с воздушного шара в интересах войск и «построении плана местности по полученной фотографии», а в 1898 г. Р.Ю. Тиле разработал и изготовил многокамерный аэрофотоаппарат-панорамограф, состоящий из семи камер: центральной для плановой съемки и шести боковых для перспективных съемок местности. Прибор был снабжен особым электронивелиром, который при отвесном положении оптической оси центральной камеры приводил в действие электрические затворы всех камер, при этом осуществлялось синхронное экспонирование местности. В это же время определялись геодезическим путем координаты центра проектирования и измерялись углы наклона фотоснимков по изображению линии видимого горизонта. В результате по снимкам можно было построить план местности188.

В 1900-1902 гг. появились первые публикации инженера П.И. Щурова с некоторым обобщением накопленного опыта воздушного фотографирования и анализом его возможностей в интересах «фототопографической съемки»189.

В 1903 г. впервые была осуществлена «воздушная фотограмметрия (построение плана местности по результатам стереофотосъмки) инженером Р.Ю. Тиле при топографической съемке р. Припяти». Ко времени начала войны он «добился наибольших успехов в разработке фотограмметрической аппаратуры, но все комплекты его фотокамер и сам изобретатель были направлены в Маньчжурию...»190. Снимки, сделанные с помощью этой аппаратуры в 1905 г. («Вид с воздушного шара на дер. Улиндзы. Снято с воздушного шара «Брест-Литовск» у Мукдена» и вид безымянного маньчжурского населенного пункта) дошли до нащих дней. Они соответственно опубликованы в «Летописи войны с Японией»191 и на основе оригинала, сохранившегося в архиве Военно-топографической службы Вооруженных Сил России, в журнале «ГЕОДЕЗИСТЪ»192. По виду они, скорее, перспективные, нежели плановые, отличаются высоким качеством изображения (отлично просматриваются дороги, населенные пункты, леса, поля, угадывается рельеф).

14 июля 1904 г. «командир 10-го корпуса генерал-лейтенант [К.К.] Случевский поднялся на привязном воздушном шаре на высоту 500 метров. 15 июля подъемы... шара совершались на высоту 850 метров, но, по-видимому, особой пользы шар не принес, так как в этот же день был отправлен обратно в Ляоян...»193. Однако составители «Летописи войны с Японией» с этим, похоже, были не согласны, отмечая, что теперь «каждому понятно значение воздушных шаров на полях сражений. Даже самая небольшая возвышенность приносит пользу, облегчая наблюдение за передвижением противника, а воздушный шар, поднимающий в несколько минут наблюдателя на значительную высоту, позволяет видеть на 8-10 верст в окружности и следить за неприятелем на огромном районе...»194.

Английский военный наблюдатель генерал-лейтенант сэр Я. Гамильтон, находящийся при штабе 1-й японской армии, на появление воздушного разведчика в боевых порядках русских войск отреагировал довольно скептически: «В настоящее время... шары служат только для привлечения на себя внимания, подобно небесной сигнализации американцев...»195. Представитель просвященной Европы тогда не увидел выгоды этого пока еще не совершенного, но, безусловно, перспективного вида разведки, предшественника авиационно-космической разведки начинающегося XX в., ставшей базой для появления принципиально новых средств и методов создания геодезической основы, космического картографирования в конце XX - начале XXI вв.196.

16 августа, накануне Ляоянского сражения, когда войска Маньчжурской армии завершали устройство на назначенных для них местах и участках передовой позиции, «путаясь на незнакомой местности за недостатком планов и карт...»197, в ее ближнем тылу медленно поднялся привязной воздушный шар «Брест-Литовск» Восточно-Сибирской воздухоплавательной роты с пилотом и разведчиком-наблюдателем в специальной корзине198. Разведчик в последний раз перед сражением обозревал позиции японцев и фиксировал «подручными средствами» скопления их войск: «обширные бивуаки были видны в долине реки Шахэ..., деревни были... заняты пехотой и конницей..., группировка японских сил... с достаточной очевидностью указывала на намерение противника атаковать с фронта позиции 1 -го Сибирского корпуса...»199.

Позже, в 1905 г., в русских маньчжурских армиях было развернуто два воздухоплавательных батальона, которыми стали командовать энтузиасты этого нового вида разведки: 1 -м Сибирским - полковник А.М. Кованько, 3-м Восточно-Сибирским - полковник В.Ф. Найденов. Последний на этой войне наряду с визуальной разведкой испытывал и активно пропагандировал среди военачальников воздушное фотографирование, а после ее окончания - в период эвакуации наших войск из Маньчжурии - неоднократно лично снимал Харбинские укрепления. По этим снимкам были изготовлены опытные образцы планов местности200.

В целом же первый опыт воздушной разведки и фотографирования неприятельских позиций, полученный в период русско-японской войны нельзя назвать вполне успешным. Недостаточная маневренность обыкновенного сферического воздушного шара, неустойчивость {при скорости ветра более 7 метров в секунду наблюдения с них становятся почти невозможными201) и возможность вести разведку только «при весьма благоприятных условиях с расстояния 7-10 верст от противника»202, неумение работать с фотоаппаратурой, а нередко и использование не по назначению наблюдателей-фотографов203 не позволили широко применить аэросъемку для детального изучения и оценки местности, получения сведений о противнике и тем более для составления карт и планов204. Однако было ясно, что этот вид разведки и съемки имеет большое будущее.

Ляоянское сражение было тяжелым. На левом фланге обороны русских войск, обеспеченных только приближенными 4-верстными маршрутами, при отсутствии хороших топографических карт было особенно туго (см. приложение 15). Но явного превосходства не добилась ни та, ни другая воюющие стороны. В конце концов, командующий Маньчжурской армии генерал-адъютант А.Н. Куропаткин принял нелегкое для себя и едва ли самое лучшее в своей военной карьере решение - отходить на север, там усилиться и атаковать неприятеля. Отступление русских в тот момент, когда особой опасности для обороняющихся еще не было, а силы наступающих заметно иссякали, для японцев было неожиданным205. К сожалению, отходя на север, русские войска не только переживали горечь отступления, но и вступали в районы «белых пятен» на картах Генерального штаба - на территорию совершенно необеспеченную топографическими картами. Тяжелые последствия стратегических просчетов Военного ведомства, сделанные до войны, ошибки командующего Маньчжурской армии и его штаба, допущенные во время войны, падали непосильным грузом ответственности на начальника ВТУ Главного штаба и КВТ генерал-лейтенанта Н.Д. Артамонова206.

Оборона передовой позиции, расположенной к югу от Мукдена, была возложена на 10-й армейский корпус. Немедленно начались необходимые инженерные работы, на позицию были подвезены осадные орудия, сделана геодезическая «инструментальная засечка подлежащих обстреливанию пунктов... Наряду с этими работами по обороне принимались меры по подготовке перехода в наступление: кроме постройки мостов и разработки дорог командировались офицеры Генерального штаба для разведок местности и составления маршрутов...»207.

Войскам, участвовавшим в Ляоянском сражении и занявшим оборонительные позиции, был дан отдых, в течение которого они приводились в порядок и доукомплектовывались. Немногочисленным же представителям КВТ предстояла ответственная работа по картографированию в сжатые сроки прифронтовой полосы и тыла армии.

«До Ляоянских боев армия, за исключением лишь крайнего левого фланга..., была обеспечена очень точной и достаточно подробной двухверстной картой, но, с отступлением от Ляояна, положение армии в отношении планов и карт района военных действий ухудшилось: приходилось делать все передвижения и производить операции в чрезвычайно пересеченной и неизвестной местности и среди чуждого населения, не имея сплошной подробной карты...»208. По сосредоточении у Мукдена армия имела в распоряжении только 4-верстную карту издания ВТО Главного штаба. Она была составлена по глазомерным маршрутным съемкам, проведенным вдоль основных грунтовых путей, на основе астрономических пунктов, при этом пространство между маршрутами не было заполнено какой-либо топографической информацией209. «В районе новых Мукденских, а затем Сыпингайских позиций и в тылу имелась только примитивная 10-ти верстная «зеленка», на которой было больше пустых мест, чем заснятых и притом не всегда опытными специалистами. Кроме «зеленки» еще имелись редкие маршруты «описных партий», выполненные в 1900-1903 гг. в масштабах 2, 4 и 5 верст в дюйме, несогласованные между собою и недостаточно освещающие местность». Вообщем войска готовились воевать «вслепую»210. Поэтому «вопрос о топографической карте встал во всей его остроте»211. Это обстоятельство «заставило генерал-адъютанта Куропаткина обратиться к начальнику Главного штаба с телеграммой от 26-го августа 1904 года, в которой» кроме просьбы о присылке с курьером карт, было указано на необходимость произвести целый ряд глазомерных съемок с целью пополнения маршрутов 4-верстной карты, для чего он просил командировать 25 офицеров-топографов с инструментами и 10 производителей картографических работ для пополнения существующих карт»212. Однако драгоценное для съемок летнее время было уже упущено.

«Начиная с сентября 1904 года и до конца февраля 1904 года крупнейшие боевые столкновения двух враждующих армий произошли на участке,... ограниченном с юга прямою линией, проходящей с запада на восток через город Ляоян, с севера прямо через город Мукден, с запада - направлением меридиана г. Симентин, с востока - меридиана г. Синдзинчин, - писал Н.Д. Артамонов после войны в докладе «Об организации топографической службы в действующей армии». - Величина этого пространства около 8 000 кв. верст. 20 офицеров Корпуса военных топографов могли бы снять точно инструментально в двухверстном масштабе все это пространство в течение двух с половиною - трех месяцев... Это пространство с начала войны и до сентября 1904 года, т. е. в течение шести месяцев было в полной власти командующего русской армией.

В распоряжении Полевого штаба армии, считая личный состав Приамурского Военно-топографического отдела и офицеров топографов при корпусах, во все это время было более 30 офицеров. Сверх того, по распоряжению из Петербурга, в течение месяца всегда можно было бы прислать требуемое число офицеров по первой телеграмме из штаба армии. И, несмотря на все вышеизложенное, все это столь необходимое для действий русской армии пространство, на котором разыгрались все крупнейшие военные действия с сентября 1904 г. и по март 1905 г., не было снято инструментально; а на недостаток в хороших военно-топографических картах именно этого пространства в 8 000 кв. верст и раздавались постоянные жалобы от войск... Такого печального явления по топографической части не могло бы быть, если бы в организации Полевого штаба армии был бы самостоятельный топографический орган с начальником военным геодезистом во главе...»213.

К сожалению, в Военном ведомстве к мнению опытного боевого генерала, высказанному им, кстати, еще до начала войны, не прислушались. В Маньчжурии между тем предпринимались срочные меры по картографированию северной части территории Мукденской провинции. В конце августа из Хабаровска прибыло четверо топографов. Тогда же была организована работа по съемке районов к востоку от железной дороги до восточной рамки 4-верстной карты (между рекой Хуньхэ и линией конных застав) и между городами Мукденом и Фушуном. Два съемочных отделения, имеющиеся в Маньчжурской армии, были командированы в тыл для полуинструментальной съемки Телин-Кайюянского района214.

Одновременно с этим в указанный район «командировались офицеры Генерального штаба для разведок местности и составления маршрутов; по этим работам спешно составлялась карта...»215. Заметим, что съемочные работы, выполненные генштабистами, «требовали массы труда и энергии, дали для армии много, но, конечно, настоящей карты заместить не могли: существовала неизбежная невязка отдельных маршрутов, оставались (между ними) белые места, страдали названия...»216.

28 августа временно (почти всю войну) исполняющий обязанности начальника Главного штаба генерал-лейтенант П.Л. Фролов представил военному министру генерал-лейтенанту В.В. Сахарову доклад «о необходимости сформировать при Полевом штабе [действующей] армии особую Маньчжурскую съемку в составе 4-х начальников отделений и 35-ти производителей топографических и картографических работ. Разрешение на сформирование съемки было дано при условии причисления ее к Полевому штабу наместника [генерал-адъютанта Е.И. Алексеева]. Новую съемку решено было сформировать командированием чинов из состава четырех съемок в Европейской России, взяв с каждой из них по одному отделению, усиленному до 10-ти съемщиков... Вследствие такой организации, работы в Европейской России [в 1904 году] почти не пострадали...

28-го августа... были посланы соответственные предупреждения всем начальникам съемок, с приказанием немедленно наметить чинов для [Маньчжурской] съемки, а также был запрошен начальник съемки Юго-Западного пограничного пространства, генерал-майор [П.И.] Гладышев, о согласии его на назначение начальником вновь формируемой Маньчжурской съемки (по характеристике Н.Д. Артамонова, П.И. Гладышев «по служебной опытности... и по знакомству с Дальним Востоком... является наиболее подходящим лицом для этой должности...»217. - Авт.)... 9-го сентября 1904 г. был утвержден штат Маньчжурской съемки»218 в составе «начальника съемки, секретаря, астронома, четырех начальников отделений и тридцати пяти производителей топографических и картографических работ с подчинением начальника этой съемки непосредственно начальнику штаба наместника...»219.

«10-го сентября последовало распоряжение Военного Совета... об учреждении при Полевом штабе наместника на Дальнем Востоке Маньчжурской топографической съемки (приказ по Военному ведомству от 17-го сентября 1904 года № 557)...

15-го сентября все назначенные чины были собраны в С.-Петербург при Военно-топографическом управлении, получили все следуемое им путевое и подъемное довольство и необходимые инструменты220...»221.

16 сентября в адрес начальника Полевого штаба наместника генерал-лейтенанта Я.Г. Жилинского была направлена телеграмма за подписью генерал-лейтенанта Н.Д. Артамонова, где сообщалось, что «полевые работы в текущем году предположены на два месяца; конной и пешей прислуги при работах потребуется 265 нижних чинов»222.

«26-го сентября, т.е. ровно через месяц по получении телеграммы от генерал-адъютанта Куропаткина, вновь сформированная Маньчжурская съемка в составе 42-х чинов отбыла из С.-Петербурга на Дальний Восток...»223.

Между тем первое издание 4-верстной карты (районы к северу от Ляояна) штаба Маньчжурской армии вышло только 2 сентября224 (см. приложение 15).

В конце сентября - начале октября 1904 г. состоялось очередное неудачное для русских войск Шахэйской сражение, где всем, наконец, стало ясно, что успешно воевать без хороших топографических карт и планов невозможно. Русская армия в Шахейской операции поредела более чем на 44 тыс. человек главным образом потому, что не была готова к наступлению, а местность предварительно не была должным образом изучена, поскольку «не было сколь-нибудь достоверных топографических карт, о чем штаб армии должен был подумать еще тогда, когда поле сражения на Шахэ находилось в тылу Маньчжурской армии...»225 (см. приложение 15).

19 октября вновь сформированная Маньчжурская топографическая съемка прибыла из Санкт-Петербурга в Харбин. «Но к этому времени... полевой штаб наместника на Дальнем Востоке подлежал расформированию226. Вследствие этого последовало присоединение Маньчжурской съемки к Полевому штабу главнокомандующего...»227. 28 октября русские войска «получили новую организацию» и были распределены по трем армиям.

11 ноября управление Маньчжурской съемки было переведено из Харбина в Телин и поступило в распоряжение начальника штаба главнокомандующего, «однако к работам она приступила не в полном составе вследствие недостатка топографов в... штабах действующих корпусов (более 20 офицеров-топографов убыло в корпуса и отряды228. - Авт.). Начальник штаба главнокомандующего, генерал-лейтенант [В.В.] Сахаров, 20-го ноября телеграфно просил начальника Военно-топографического управления об экстренной командировке в армию еще не менее 30 топографов...»229. На эту телеграмму генерал-лейтенант Н.Д. Артамонов 24 ноября ответил, что Маньчжурская съемка находится в полном распоряжении главнокомандующего, а состав Приамурского ВТО «будет значительно усилен для двухверстной съемки Маньчжурии...»230.

В конце ноября - начале декабря начальник 1-й Маньчжурской съемки генерал-майор П.И. Гладышев с оставшимися - после передачи части сил в армейские корпуса - 14 топографами начал съемку на территории, простирающейся между Мукденом и позициями русских войск. «Какой-нибудь сносной карты этого пространства не существовало, - докладывал он позже генерал-лейтенанту Н.Д. Артамонову, - не было и [опорных] точек... Пришлось прокладывать графическую сеть от астрономического пункта Мукден; в эту сеть я включил часть наших позиций и часть японских (чтобы дать расстояние для артиллерии)... Съемка велась полуинструментальная с глазомерным определением рельефа и довольно успешно...»231.

К концу 1904 г. чинами КВТ в Северной Маньчжурии были выполнены «полуинструментальные и инструментальные съемки в... районах около... Харбина,... Мукдена,... в Телин-Кайюянском районе и в районе между Мукденом, Фушуном и Синцзинцином», проложены триангуляционные ряды сети I класса «от Харбина к западу до станции Аньда и к востоку до станции Удимихэ, второклассная сеть от Харбина к югу до Чантуфу и ... [определены астрономические пункты] хронометрическими рейсами... в районе съемки;... определена точная широта Харбина... и определен азимут Харбинского базиса. Для будущих съемок 1905 года район, обеспеченный опорными пунктами, был площадью около тридцати тысяч квадратных верст... Пятнадцать офицеров Маньчжурской топографической съемки... производили [съемки] в восточной части расположения наших войск и по реке Шахэ...»232.

К концу января 1905 г. в КВТ по штату (с учетом сформированной Маньчжурской съемки) числилось 505 чинов, по списку с прикомандированными строевыми офицерами - 562. В марте-апреле из этого числа 152 (около 27% от наличного состава и 58% от состава чинов триангуляции, съемок и трех ВТО штабов военных округов) находилось в действующей армии233. После неудачного для русских войск Мукденского сражения (10-25 февраля 1905 г.) и отхода их на Сыпингайские позиции произошел перелом в военных действиях: крупные бои прекратились, продолжались лишь мелкие стычки. В этот период топографы выполняли 2-верстную съемку по плану, утвержденному в штабе главнокомандующего, группами под прикрытием большого конвоя, «с ежедневными встречами то с японскими разъездами, то с хунхузскими шайками. В некоторых случаях группа топографов в 5-6 человек, ведя мензульную съемку, шла редкою цепью с дозорами впереди, топограф от топографа на расстоянии около 2 верст, на виду друг друга с тем, чтобы в опасную минуту можно было соединиться и отразить нападение общими силами... При сводке таких работ, произведенных к тому же и без опорных пунктов, получались разногласия. Если же учесть еще своеобразный характер местности и населенных пунктов в этой части Маньчжурии, то станет ясным, что такая... «боевая съемка» не могла дать приличных результатов... Зимняя спешная съемка 1904-05 гг.... оказалась настолько неудовлетворительной, что когда летом 1905 года в районе [Сыпингайских позиций] пришлось определять опорные астрономические пункты, то астроном - достаточно опытный в чтении карт, - имея в руках отпечатанную двухверстку, не мог по ней ориентироваться... С весны 1905 года съемочные работы приняли более организованный характер... Абсолютные высоты для нанесения рельефа определялись барометрически... Часть работ велась без высот, с нанесением горизонталей по относительным превышениям...»234.

Астрономические работы проводились одновременно со съемками от исходных пунктов, определенных в 1901-1902 гг. При этом команда состояла из астронома и 8-15 конных казаков, двух пехотинцев. Для наблюдений использовались малый вертикальный круг Репсольда (иногда большой универсальный инструмент Гильдебранда) и 8-10 хронометров Эрикссона, Пихля, Нардина, Вирена, Дента и Фродшама. Из прочих инструментов имелись анероиды Нодэ (большой) и Питкина (малый), термометры Цельсия, буссоль и мерная лента. Хронометры переносили и перевозили в специальных ящиках, на носилках с предельной осторожностью. Для ориентирования имелась 40-верстная карта Маньчжурии со схематически нанесенными некоторыми селениями и урочищами. Поэтому для установки на местности рамок 2-вер- стных съемочных планшетов географические координаты астрономических пунктов, определенные из наблюдений, приходилось вычислять непосредственно в поле. Методика астрономических определений была такой же, как и в предвоенные годы. Однако первые хронометрические рейсы обычно обрабатывались после их окончания [была возможность] с тем, чтобы скорее дать географические координаты опорных точек съемщикам. Большинство пунктов определялось у кумирен и жертвенников, имеющих вид небольших часовен. Одновременно составляли военно-топографические описания. Однако «сбор сведений о местности был затруднителен, так как опрошенные китайцы... давали разноречивые показания..., иногда трудно было установить даже название селения...»235.

Когда наступило относительное затишье, стал назревать вопрос о заключении мира. «В нашем распоряжении фактически оставалась вся Северная Маньчжурия, но, сколько времени продлится обладание ею, было неизвестно и надо было еще до эвакуации наших войск использовать это время возможно продуктивнее для выполнения топографических работ; поэтому... Военно-топографическое управление было поставлено в необходимость озаботиться подготовкой организации новых усиленных работ в Маньчжурии...»236.

15 марта 1905 г. два отделения 1-й Маньчжурской съемки в составе 12 съемщиков были поставлены на работы на пространстве Гунжулин-Сипингай по обе стороны железной дороги «верст на двадцать пять до Мандаринской дороги на восток», третье отделение в составе шести съемщиков было отправлено в район восточнее Мандаринской дороги, 18 марта возвратившиеся семь съемщиков из армейских корпусов были расположены по железной дороге от Гунжулина до Куанчензы. При съемке ощущался недостаток легких мензул237.

Силы и средства, назначенные для съемок в Маньчжурии, «вскоре были признаны недостаточными новым главнокомандующим, генералом от инфантерии [Н.П.] Линевичем, который 19-го апреля 1905 года обратился к военному министру... о командировании в армию еще пятидесяти топографов...»238. В этом обращении, в частности, говорилось: «Неимение соответствующих карт для армии, тяжело отзывающееся на правильности действий и распоряжений, вызывает неотложное принятие энергичных мер к заполнению съемкою значительных пространств. Имеющиеся для сего силы [78 съемщиков] не могу признать достаточными... Ими выполняется инструментальная и частью глазомерная съемка... (далее в телеграмме приводится граница района съемок, выполняемого совместно Маньчжурской съемкой и Приамурским ВТО. - Авт.). До настоящего времени заполнено съемкою все пространство от южной границы до параллели Куанченцзы; весь означенный район будет снят примерно к середине июня, но при условии непрерывной интенсивной работы и при неизменном числе съемщиков. Столь тяжелые условия, а также неминуемая потребность работ и в других районах заставляет меня просить... о командировании в армию еще пятидесяти топографов...»239. На телеграмме с вышеприведенным обращением военный министр генерал-адъютант В.В. Сахаров наложил резолюцию, адресованную начальнику ВТУ Главного штаба генерал-лейтенанту Н.Д. Артамонову: «Прошу доложить, какие карты у нас имеются. Надо по возможности исполнить просьбу, отложить некоторые работы в Европейской России...»240.

7 мая приказом по Военному ведомству была сформирована 2-я Маньчжурская съемка в составе 63 человек из числа чинов съемки Юго-Западного пограничного пространства, которая после этого была «временно закрыта», а также частично - из числа чинов других съемок европейской части России. Возглавил ее начальник Сибирского ВТО генерал-майор Ю.А. Шмидт241. С прибытием 2-й Маньчжурской съемки на ТВД «летом 1905 года на правильно организованных съемках Маньчжурии состояло всего 150 чинов при 115-ти производителях съемки...»242.

Геодезические работы в 1905 г. состояли «в завершении недоконченных наблюдений Харбинской базисной сети, проложении второклассного ряда Харбин - Цицикар, распространении этого ряда на восток до ст. Эхо; в окончании ряда капитана Дмитриева, к югу от Харбина... и доведении этого ряда до Бодунэ; затем, в проведении самостоятельного ряда от Харбина до Бодунэ, по левому берегу Сунгари, в юго-западной части триангуляционного района...»243. Параллельно с наблюдениями велись и вычисления (для ускорения - по упрощенной методике) с целью оперативного обеспечения геодезическими данными съемщиков.

8 июня 1905 г. Н.Д. Артамонов представил в Главный штаб докладную записку о необходимости разработки новой «организации ВТУ Главного штаба, наиболее отвечающей современным требованиям техники и необходимого развития деятельности Корпуса военных топографов..., о составлении новых штатов... корпуса сообразно с требуемым расширением его деятельности...»244. Эта записка, по-видимому, стала следствием состоявшегося в начале 1905 г. пересмотра действующего Положения о Корпусе военных топографов и завершившейся разработки проекта нового.

Инициатива Н.Д. Артамонова была своевременной. Так, отдаление офицеров Генерального штаба от съемок и рекогносцировок в связи с изменением их деятельности в конце 1870-х гг., ориентированной более на штабную и приближенную к войскам, и перевод этого важного вида работ на офицеров-топографов, значительно уступавшим в тактической подготовке выпускникам академии, были неоправданными. Подтверждением тому является следующий вывод из анализа опыта топографического обеспечения войск в войне 1904-1905 гг.: большинство армейских и корпусных топографов было плохо подготовлено к проведению рекогносцировок, глазомерных и даже полуинструментальных съемок245. Слабые навыки в глазомере и правильной оценке местности, с точки зрения использования ее элементов войсками, приводили топографов к той или другой крайности в работе. Например, при полуинструментальных съемках применялись методы инструментальной съемки, что создавало нагромождение съемочных материалов излишними деталями, не имеющими никакого значения для данной операции, а подробности местности наносились на глаз с такими искажениями и пропусками, что план не представлял большой ценности246. Поэтому требовалось официальное распоряжение о том, чтобы закрепить указанный вид деятельности за офицерами-топографами и существенно повысить их уровень подготовки по указанному вопросу либо вновь возложить его на офицеров Генерального штаба.

26 июня 1905 г. ВТУ Главного штаба было преобразовано в ВТУ Генерального штаба, а затем 1 июля оно было «выделено из состава Главного штаба на сформирование Главного управления Генерального штаба», временно исполняющим обязанности начальника этого нового управления был назначен генерал-лейтенант Н.Д. Артамонов247.

23 июля 1905 г. приказом главнокомандующего войсками 1-я и 2-я Маньчжурские съемки были переданы в непосредственное подчинение генерал- квартирмейстеру штаба главнокомандующего генерал-майору В.А. Орановскому248. Бывшие до этого некоторые разногласия между ним и начальником 1-й Маньчжурской съемки генерал-майором П.И. Гладышевым еще более обострились. Это следует из переписки между генералами Н.Д. Артамоновым и П.И. Гладышевым по поводу необоснованного обвинения генерал-квартирмейстером офицеров 1-й Маньчжурской съемки в погрешностях при картографировании одного из районов в полосе действия 1-й Маньчжурской армии якобы выявленных офицерами Генерального штаба во время рекогносцировки249. Генерал-майор П.И. Гладышев, посчитав себя оскорбленным, подал рапорт о снятии его с должности начальника съемки. Одновременно он убедительно доказал несостоятельность этого демарша, уличив в некомпетентности по части топографической подготовки офицеров Генерального штаба и самого В.А. Орановского, по его мнению, «лица невысокой осведомленности в топографическом деле, которое теперь берется руководить работами двух съемок...»250.

«Я пришел к заключению, - писал П.И. Гладышев, - что топографическое дело в армии стоит невысоко и очень часто не только офицеры, но и повыше не умеют ориентироваться по плану и свое неумение приписывают недостаткам и ошибкам планов... Нетрудно ориентироваться на полуверстовом... инструментальном плане..., труднее на 2-верстном... полуинструментальном, где кое-что выпущено, а кое-что искажено, вследствие поставленного условия скорости работы, а подготовки мало у офицеров и повыше... Я бы постановил, чтобы офицеры Генштаба от времени до времени, хотя бы раза два за свою обер-офицерскую службы были бы обращаемы на работы на наших государственных съемках для снятия каждый раз полного инострументального планшета... Только этим путем было бы достигнуто ими полное понимание плана...»251. На основании этого письма можно констатировать, что офицер Генерального штаба начала XX в. по уровню военно-топографической подготовки значительно уступал своему коллеге XIX в. и то время, когда генерал-квартирмейстер вроде князя П.М. Волконского, Ф.Ф. Шуберта, П.К. фон Сухтелена, Ф.Ф. Берга «ведал государственными и военными съемками», кануло в Лету. Н.Д. Артамонов между тем принял сторону своего подчиненного и, по мере своих возможностей сгладил возникший инцидент.

После заключения мира между Россией и Японией (Портсмутский мирный трактат от 23 августа 1905 г.252) полевые работы не прекращались. 30 августа начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Ф.Ф. Палицын направил распоряжение начальнику штаба главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке следующего содержания: «С прекращением военных действий особое внимание должно быть обращено на надлежащее использование всех топографических сил на Дальнем Востоке для производства инструментальной съемки Маньчжурии в двухверстном масштабе с высотами, с опорными геодезическими и астрономическими пунктами. Прошу распоряжения о составлении особой комиссии..., [которая] должна разработать план работ и составить сметы расходов... Прошу распоряжения, чтобы офицеры Корпуса военных топографов при штабах корпусов армий и штабе главнокомандующего... представили отчеты о своей деятельности за время войны начальнику Военно-топографического управления...»253.

Учрежденная особая комиссия пришла к заключению, что в период эвакуации русских войск (до апреля 1907 г.) при наличии имеющихся сил и средств можно снять инструментально 270 тыс. кв. верст, что не охватывало районы возможных боевых действий в случае начала новой войны (общей площадью свыше 450 тыс. кв. верст), поэтому для расширения района съемок требуется усиление в количестве 94 офицеров (начальниками отделений, производителями геодезических и топографических работ) и нижних чинов для обслуживания работ и охраны в количестве 6300 человек. Эти данные были направлены в Генеральный штаб254.

В ответ генерал-лейтенант Ф.Ф. Палицын направил 1 октября главнокомандующему русскими войсками на Дальнем Востоке генералу от инфантерии Н.П. Линевичу телеграмму, в которой давались конкретные указания на выполнение съемочных работ: «Снять инструментально район к югу от железной дороги Цицикар-Пограничная до работ 1905 года, демаркационной линии и корейской границы; район шириною около пятидесяти верст вдоль всей железной дороги; такой же район вдоль тракта Бодуне, Цицикар, Благовещенск; район вдоль рек Сунгари и Муданьцзян; правый берег Амура шириною около тридцати верст от Благовещенска до Хабаровска, района вдоль Уссурийской границы; район между Аргунью, железной дорогой и меридианом 120 градусов [восточной долготы]... Снять полуинструментально все пространство, охваченное этими съемками и от участка Цицикар, станция Маньчжурия к югу до Монгольской границы и к северу до пятидесятой параллели [северной широты]... На эти работы предназначаются: первая Маньчжурская съемка, усиленная пятью триангуляторами и одним помощником; Приамурский [ВТО], исключая трех картографов и секретаря, усиленный двумя триангуляторами и двадцатью пятью съемщиками, состоящими теперь при штабах корпусов и тыла; новая третья Маньчжурская съемка, предполагаемая к формированию в составе шестидесяти пяти чинов... Ввиду необходимости привлечь к этим работам всех топографов, находящихся на Дальнем Востоке..., прошу распоряжения об отчислении штабных топографов к Приамурскому [ВТО] теперь же, а к третьей съемке (15 топографов. - Авт.) по ее прибытии. В штабах можно заменить топографов строевыми офицерами... Ожидаю отчетную карту о произведенных и предполагаемых работах...»255.

За 1905 г. было снято в 2-верстном масштабе «около 131 000 кв. верст, причем для постановки этих съемок были определены астрономические и геодезические опорные пункты. Общая же площадь съемок и рекогносцировок, произведенных за время войны 1904-1905 гг., составила около 155 000 кв. верст...»256. Условия работ в Маньчжурии «были чрезвычайно тяжелы»: во время боевых операций 1904-1905 гг. личному составу 1-й и 2-й Маньчжурских военно-топографических съемок приходилось переносить все тяготы и лишения походно-боевой жизни наравне с офицерами и нижними чинами других войсковых частей, «а в некоторых случаях подвергаться боевой опасности, чувствуя свое одиночество и бессилие. Одна из съемок была выдвинута на левый фланг армии, в сферу действия противника и производила топографические работы без всякого прикрытия, [работая] впереди мелких отрядов, охранявших фланговые пути, в местах, куда не проникали даже наши разведчики...»257.

31 марта 1906 г. состоялся приказ о сформировании 3-й Маньчжурской военно-топографической съемки, а «в первых числах апреля эта съемка отправилась в Цицикар в составе начальника съемки (генерал-лейтенанта В.М. Шульгина - штатного начальника съемки Северо-Западного пограничного пространства258. - Авт.), его помощника, 60-ти штаб- и обер-офицеров..., куда и прибыла во второй половине апреля...». Для участия в работах планировалось назначить всего «293 чина при 216-ти производителях съемки», что составляло 52% от списочного состава КВТ. Таким образом, «с апреля 1906 г. в Маньчжурии находилось всего 4 съемки: съемка Военно-топографического отдела штаба Приамурского военного округа, 1, 2, и 3-я Маньчжурские съемки...»259.

В 1906 г. с прекращением военных действий «отпали лишь условия столкновения с неприятелем, но остались все тягости борьбы с дикой, некультурной страной, климатическими условиями, приходилось подвергаться постоянной опасности от нападений хунхузов... [С ними] приходилось вести постоянные мелкие бои... Суровость климата, отсутствие [нормального] питания, тягость работы и, наконец, зачастую почти боевая обстановка, не только расшатывали нервы и подтачивали здоровье как офицеров, так и солдат, но бывали случаи, что доводили даже до полного истощения и смерти. Много лишений останутся неведомыми для печати260... Убыль умершими и число заболеваний среди топографов и их команд в 1906 году были значительны...»261. Однако топографические работы «носили вполне правильный и организованный характер. Значительная часть работ базировалась на тригонометрических точках (для всего района Маньчжурии, покрытой триангуляционными сетями, была получена точная система высот, которая оказалась полезной и для других съемок262. - Авт.)..., было определено 190 астрономических пунктов»263, три базиса (жезлами Фрейберга и мерной проволокой), на основании которых были развиты Маньчжурская, Айгунская и Цицикарская базисные сети, строго уравненные по методу наименьших квадратов264.

В результате двухлетней топографо-геодезической деятельности 1905-1906 гг. чинами КВТ была выполнена «огромная по размерам... и ценная по качеству работа в стране, территория которой до того времени не была исследована даже в общих чертах... Успех работ в Маньчжурии за 1905 и 1906 гг. выразился в следующем: определено астрономических пунктов для установки по ним съемок... 352..., снято планшетов... 542... - площадью приблизительно 610 тыс. кв. верст..., [которая] превышает площадь таких... государств, как Франция, Австро-Венгрия, Германия - в их границах до 1914 года... Работа, возложенная на офицеров-топографов265, с успехом была закончена в 1906 году... Корпус военных топографов с честью оправдал возложенную на него задачу и выполнил свой долг перед Родиной. Труды и лишения, понесенные топографами в Маньчжурии, нашли должную оценку..., выраженную в... приказе начальника Генерального штаба...» за № 192 от 1 ноября 1906 г.266 В нем, в частности, отмечалось, что «за такую ревностную и самоотверженную работу чинов корпуса... я считаю себя обязанным выразить от лица службы искреннюю и глубокую благодарность начальнику Корпуса военных топографов, много вложившему в это дело сил и энергии, чинам Военно-топографического управления..., начальникам... 4-х Маньчжурских съемок..., всем штаб- и обер-офицерам и классным чинам корпуса..., работающим в составе этих съемок и заслужившим своею работою столь блестящую аттестацию.. .»267.

«Высочайшим приказом» за отличия по службе 6 декабря 1906 г. начальник ВТУ ГУГШ Н.Д. Артамонов был произведен в чин генерала от инфантерии268 и командирован в Австро-Венгрию «в качестве делегата на Общую конференцию геодезического союза...»269. «Маньчжурская топографическая эпопея» завершилась в первых числах января 1907 г.270

Участие значительного количества офицеров КВТ в русско-японской войне 1904-1905 гг. позволило накопить ценный опыт топографического обеспечения войск (см. приложение 15). Выполненные же работы по картографированию территории Маньчжурии накануне, в ходе и по окончании этой войны позволили создать качественные крупно-масштабные топографические карты на эту северо-восточную часть Китая, а позже на их основе - мелкомасштабные топографические и географические карты, что в итоге оказало значительное влияние на развитие не только военной, но и обзорной (мелкомасштабной) картографии России начала XX в.271 В результате этого в период войны с Японией в 1945 г. (разгрома японской Квантунской армии) советские войска 2-го Дальневосточного фронта были обеспечены мелкомасштабными военно-географическими картами и топографическими картами масштабов 1:100 000, 1:200 000, составленными картографами 488-й военно-картографической фабрики, в том числе на основе 2-верстной карты Маньчжурии (съемки офицеров КВТ 1896-1906 гг.)272.

 

Примечания

171. Записки ВТУ. 1907. С. 24.

172. Приказы начальника Главного штаба. 1904.

173. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. II.

174. Положение о полевом управлении войск. 1890. С. 35.

175. Военный совет 29 октября 1905 г. «положил... переименовать положенного по штату неотдельного корпуса младшего классного топографа в «обер-офицера Корпуса топографов» /РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1596. Л. 124-125/.

176. Положение о полевом управлении войск. 1890. С. 62.

177. В течение первых 7-8 месяцев войны Маньчжурская армия обеспечивалась одиннадцатью топографами, из которых пятеро состояло в штабе армии и шестеро в штабах корпусов (1-го, 2-го, 3-го, 4-го Сибирских корпусов, 10-го и 17-го армейских корпусов).

178. РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1596. Л. 135.

179. Игнатьев А.А. 1988. С. 152.

180. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 1.

181. В трущобах Манчжурии. 1910. С. 284-285.

182. Записки ВТО ГУ ГШ, 1918. С. 8.

183. Кроме того, в конце августа на съемку в Маньчжурию было командировано из Хабаровска еще четыре съемщика.

184. Записки ВТУ. 1907. С. 24.

185. Зверинцев Л.Н. 1887; Емелин А.Ю., Дружинин Ю.О. 1997. С. 44; Новокшанова-Соколовская З.К. Указ. соч. С. 165-166.

186. Орлов Н.А. 1892; Полководцы, военачальники и военные деятели России. 1995. С. 273-274; Глушков В.В. Когда войска бились насмерть... 2001. № 1. С. 63; Там же. 2001. № 2. С. 65-66.

187. Назаров С. 1761.

188. Глушков В.В., Долгов Е.И. 1998. № 6. С. 57.

189. Щуров П.И. 1900. С. 78-81; Щуров П.И. 1902. С. 19-22.

190. Емелин А.Ю., Дружинин Ю.О. Указ. соч. С. 44.

191. Летопись войны с Японий. 1905. С. 725.

192. Глушков В.В. 2001. № 6. С. 37.

193. Русско-японская война 1904-1905 гг. 1910. Т. I. С. 199-200.

194. Летопись войны с Японий. 1905. С. 725.

195. Гамильтон Я. 1906. С. 310.

196. Бызов Б.Е. 2002. С. 49-53; Глушков В.В., Насретдинов К.К., Пугачев Г.В. и др. 1997. С. 10-13; Хвостов В.В., Глушков В.В., Насретдинов К.К. и др. 1997. С. 283-292; Галазин B.Ф., Глушков В.В., Ильин А.Ф. 1997. С. 134-140; Глушков В.В., Насретдинов К.К., Шаравин А.А. 2002.

197. Левицкий Н.А. 1938. С. 124.

198. Русско-японская война 1904-1905 гг. 1910. Т. 3. С. 87.

199. Русско-японская война в сообщениях в Николаевской Академии Генерального штаба. 1906. С. 153.

200. Глушков В.В., Долгов Е.И., Шаравин А.А. 1999. С. 109; Глушков В.В., Долгов Е.И. 1998. № 6. С. 57.

201. Летопись войны с Японий. С. 725.

202. Болдырев В.Г. 1914. С. 131.

203. Фотографическую часть топографического отделения штаба Маньчжурской армии, образованную в августе 1904 г., командование использовало не по назначению: главным образом для фотографирования быта и отдельных боевых эпизодов. Попытки сфотографировать неприятельские позиции с воздуха в целях разведки предпринимались, но вследствие неумения производителей работ обращаться со специальным фотоаппаратом (панарамографом Р. Тилле) последние убедительных практических выгод не дали. «В результате был сделан вывод о непригодности имевшейся аппаратуры для работ в боевой обстановке...» /Граменицкий Д.С., Кремп А.И., Торопкин Ф.М., Харин К.Н. 1941. С. 10/.

204. Отрицательный вывод об использовании «фотограмметрической аппаратуры» (в частности, капитана В.Ф. Потте) для составления по ее снимкам плана местности был сделан и специалистами Морского ведомства. Так, по результатами «широкомасштабных экспериментов», проведенных летом 1905 г. специалистами Морского ведомства на воздухоплавательном крейсере «Русь» с использованием более устойчивого к ветру «коробчатого воздушного змея» или аэростата было сделано следующее заключение командира крейсера капитана 1 ранга А.Л. Колянковского: «Снимки с расстояния 1-2 мили, хотя достаточно ясны, но сделать по ним план местности невозможно...» /РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3421. Л. 7 об./.

205. Глушков В.В. Когда войска бились насмерть. 2001. № 1. С. 56-64; Там же. 2001. № 2. C.58-56.

206. Глушков В.В. 2001. № 5. С. 39; Глушков В.В. Картографирование северо-восточной части Китая. 2002. С. 411.

207. Русско-японская война в сообщениях в Николаевской Академии Генерального штаба. 1906. С. 251.

208. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 3.

209. О качестве этой четырехверстки генерал-майор М.В. Алексеев - генерал-квартирмейстер 3-й Маньчжурской армии (1904), в будущем Верховный главнокомандующий русской армией (1917) - сделал следующее заключение: «Она оказалась настолько неточной и неполной, что пользоваться ею не представлялось возможным... Войска, прибывающие на театр военных действий с таким картографическим материалом, с первых же шагов убеждались в малой пригодности большей части своего обильного запаса» /Цит. По кн.: Глушков В.В., Долгов Е.И., Шаравин А.А. 1999. С. 22/.

210. Русско-японская война в сообщениях в Николаевской Академии Генерального штаба. 1906. С. 251.

211. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. II.

212. Там же. С. 3.

213. Там же. С. 17.

214. Там же. С. 12.

215. Русско-японская война в сообщениях в Николаевской Академии Генерального штаба. 1906. С. 251.

216. Там же.

217. РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1622. Л. 83.

218. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 3-4.

219. РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1622. С. 16-17.

220. В числе прочего имущества в Маньчжурскую съемку было выдано: малый вертикальный круг Репсольда - 1, барометр Паррота -1, термометр Цейса - 21, столовый хронометр Эрриксона - 29, малый универсальный инструмент Керна - 2, большой анероид Нодэ - 22, кипрегель - 47, большая мензула - 47, мензульная доска - 59, малая мензула с кипрегелем - 21, ориентир-буссоль Керна - 40, буссоль Шмалькапьдера - 40, линейка с треугольником - 40, пропорциональная линейка с треугольником - 12, малая готовальня - 40, большая готовальня - 16, мерная цепь - 39, стальная 10-саженная лента - 8, полевой бинокль - 39, призматический бинокль - 6, пантограф Каради - 4, планиметр Амслера - 4, нормальная мера - 2, папка с компасом и визирной масштабной линейкой - 35, одометры 35 /РГВИА. Ф. 404. Оп. 2. Д. 664. Л. 44-44 об./.

221. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 4-5.

222. РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1622. Л. 35.

223. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 4-5.

224. Глушков В.В. 2005-б. С. 417-420; Глушков В.В. 2005-г. С. 27-31.

225. Левицкий Н.А. Указ. соч. С. 214.

226. Высочайшим приказом от 13 октября 1904 г. наместник императора на Дальнем Востоке генерал-адъютант Е.И. Алексеев был освобожден от обязанностей главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, действующими против Японии. Вместо него был назначен генерал-адъютант А.Н. Куропаткин.

227. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 3-5.

228. Корпусной топограф на вооружении обычно имел следующие инструменты и принадлежности: малую мензулу, кипрегель, мерную цепь, медную линейку с треугольником, папку для глазомерной съемки с компасом и визирной масштабной линейкой, бинокль, малую готовальню, 30 листов графленой бумаги и др. /РГВИА. Ф. 404. Оп. 2. Д. 664. Л. 15/.

229. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 5.

230. Там же.

231. РГВИА. Ф. 404. Оп. 2. Д. 677. Л. 30.

232. Там же. С. 7-8; За проявленное усердие при выполнении полевых работ в тяжелейших условиях войны ряд офицеров-топографов был награжден боевыми орденами, а начальнику ВТО Главного штаба и КВТ генерал-лейтенанту Н.Д. Артамонову, приложившему максимум усилий для формирования Маньчжурской съемки, обеспечения ее всем необходимым для выполнения полевых работ, 6 декабря 1904 года был «всемилостивейше пожалован орден Св. Благоверного Великого князя Александра Невского» /РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 175245/.

233. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 9-10.

234. Там же. С. III-IV.

235. Там же. С. 25-32, 151, 209, 231, 232.

236. Там же. С. 16.

237. РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1596. Л. 29.

238. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 11.

239. РГВИА. Ф. 404. Оп. 2. Д. 678. Л. 1-2.

240. Там же. Л. 1.

241. Там же. Л. 70 об., 81-81 об.

242. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 15.

243. Там же. С. 286-287.

244. РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1651. Л. 15-15 об.

245. Граменицкий Д.С., Кремп А.И., Торопкин Ф.М., Харин К.Н. Указ. соч.; Записки ВТО ГУ ГШ. 1918; В трущобах Манчжурии и наших восточных окраин. 1910.

246. Глушков В.В., Долгов Е.И., Шаравин А.А. Указ. соч. С. 25.

247. РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 175245.

248. Глушков В.В., Долгов Е.И., Шаравин А.А. Указ. соч. С. 24.

249. РГВИА. Ф. 404. Оп. 2. Д. 677. Л. 10-36 об.

250. Там же. Л. 15.

251. Там же. Л. 31.

252. Современную оценку итогов русско-японской войны 1904-1905 гг. см. /Глушков В.В., Шаравин А.А. Ни победы, ни поражения... 2000. С. 5; Glushkov V. 2001. PP. 218-224; Глушков В.В. 2005-в. С. 17-18/.

253. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 16.

254. Там же. С. 16-18.

255. Там же. С. 17.

256. Там же. С. 14-15.

257. Там же. С. 28.

258. Сергеев С.В., Долгов Е.И. Указ. соч. С. 351-352.

259. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 18-19.

260. Подробно об этом см. /В трущобах Манчжурии и наших восточных окраин. 1910/.

261. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. IV, 28.

262. Там же. С. 287.

263. Там же. С. IV.

264. Там же. С. 349-356.

265. Именный список офицеров КВТ, входивших в состав Приамурского ВТО и 1-й - 3-й Маньчжурских съемок, приведен в Записках ВТО /Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. 20-27/, список офицеров и чинов КВТ, состоявших на должностях в армейских корпусах и др. военных учреждениях на Маньчжурском ТВД, восстановлен автором настоящей работы по архивным данным/РГВИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1561. Л. 1-424/, послужные списки большей части из них приведены в книге /Сергеев С.В., Долгов Е.И. Указ. соч./.

266. Записки ВТО ГУ ГШ. 1918. С. VIII, 29.

267. Там же. С. 30.

268. РГВИА. Ф. 409. Оп. 1. Д. 175245.

269. Адрианов В.Н., Четыркин В.И. 1911. С. 142.

270. С 1907 г. началось составление 10-верстной карты «Восточной части Азиатской России с прилегающими к ней владениями...». К 1917 г. было составлено 18 листов карты на район, расположенный к северу от российско-корейской границы и к востоку от меридиана города Благовещенска /Иванищев Г.Т. 1944. С. 95; Новокшанова-Соколовская З.К. 1965. С. 146/.

271. Глушков В.В. 2005 г. С. 31.

272. Там же. С. 27-31; Дакус Н.И. 2002. С. 29.